Дочь Виктора Проскурина: это был актер, у которого хотелось что-то стащить

В Москве 4 июля проводили в последний путь Виктора Проскурина. Прощание проходило в Театральном институте имени Щукина, в котором учился заслуженный артист. Телеканалу "Россия 1" Александра Бледная — дочь любимого миллионами актера рассказала о том, каким был ее отец.

В Москве 4 июля проводили в последний путь Виктора Проскурина. Прощание проходило в Театральном институте имени Щукина, в котором учился заслуженный артист. Телеканалу "Россия 1" Александра Бледная — дочь любимого миллионами актера рассказала о том, каким был ее отец.

Мои дети и внуки мало его знают — они не часто виделись, и он их пугал. Я думаю, что он был велик. Знаете, как бывает? Заходит человек — и ты робеешь перед ним, хотя вроде ничего такого страшного он не делает.

Вот, Виктор Алексеевич для моих детей был человеком, перед которым они робели. Помню, что я сама в детстве лет в 10-13 тоже перед ним робела, у меня был такой момент в жизни, когда мне все время казалось, что я — не такая, какая ему нужна. Но потом это прошло.

Он был человек интересный: с ним никогда не было скучно никому – ни женщинам, ни мужчинам.

И женщин у него было много именно поэтому, потому что они с ним никогда не скучали. Не было серости.

Он, конечно, варил, жарил, гладил, пылесосить любил, но жизнь его крутилась не вокруг быта.

Он мог позвонить, например, мне в полвторого и зачитывал какой-то кусок из Набокова... У него не было приземленности.

В детстве я была болезная и все время простужалась, и мама говорила: "Будете гулять, пообедайте где-нибудь, супчик обязательно поешьте". "Да-да", — говорил он, а потом спрашивал, хочу ли я суп? Получив отрицательный ответ и услышав, что хочу мороженое, покупал его.

В нем так много актерского, что я не понимаю, как он это делает. То есть какие-то вещи ты можешь повторить, какие-то не можешь. И я думаю: я тоже хочу так уметь. А не все так умеют, не всем столько дано.

Мы несколько раз вместе снимались. Я спрашивала: "Как ты репетируешь?" Он очень подробно рассказывал. У него был талмуд — весь исчерканный, исписанный, какие-то стрелочки... Он прорабатывал текст очень подробно. И я все думала: "Ну надо же, что он — не может запомнить, что ли?"

У него на каждую сцену всегда было огромное количество его личных внутренних вариантов... Я думала: и я сейчас также научусь вот это все делать, но ничего подобного.

Он был редкого дарования. И это тот артист, у которого хочется что-нибудь стащить.

Что касается преподавания, то это ведь процесс взращивания. Это как семечку посадил, и она дает росточек. Ее поливать надо, прикармливать, а он бешеный был: не росло – так бурьян...