В Москву из Назрани доставили 7-летнюю девочку. Накануне стало известно о том, что дома она подвергалась жестоким истязаниям. Ее уже осмотрели травматологи, хирурги и реаниматологи НИИ Леонида Рошаля. Сам доктор Рошаль рассказал, что у малышки обнаружили еще старые переломы и травмы позвоночника, то есть избивали систематически. Несмотря на всю эту жуть, девочка в больнице ведет себя очень ласково и тянется к людям. Главная подозреваемая в преступлении — родная тетя. Ей — 35 лет и ранее она уже была осуждена. Ее еще проверяют и на употребление наркотиков. "Вести в субботу" встретились с уполномоченный по правам ребенка при президенте Анной Кузнецовой.
- Анна Юрьевна, не могу понять эту историю в Ингушетии. Ведь мы все знаем, что на Северном Кавказе практически нет детских домов. Как такое вообще могло произойти?
- Есть детские дома, нет детских домов — происходят ЧП, но каждый раз это шок. Я прошу прощения за такие подробности, потому что сейчас проживаешь заново всю эту ситуацию и еще раз задаешь себе вопрос: почему получилось так, что в XXI веке около года ребенок находился в неведении системы совершенно?!
- А про отца и мать что-то известно?
- Только то, что ничего неизвестно. Потому что в розыск никто не подавал, и информация об этой ситуации, к сожалению, не было.
- Может быть, в Ингушетии из-за того, что на Кавказе так непривычны такие ситуации, государственные органы за ними особенно и не следят?
- Скорее всего. Я тоже об этом думала. Я задавала себе вопрос, почему же почти год ни звонка, ни сообщения, ни информации, а потом подумала, что, скорее всего, семьи даже представить не могли, что подобного рода события могут с ребенком происходить. Врач клиники Рошаля Валерий Афанасьевич Митиш, гениальный хирург, консультировал докторов в реанимации, что и как нужно делать, и в 6 утра у меня было самое радостное сообщение о том, что ручка розовая, что, скорее всего, ее удастся кисть сохранить. Но там же места живого нет: и укусы, и ожоги…
- Да, это явно не однократное попадание в канаву.
- Более того, доктора сообщили о том, что эти раны получены в разное время. И человек, который рядом находился с ребенком, был ранее судим.
- Может, и слава Богу, что есть такое понятие, как кавказское общество, и в данном случае общество среагировало за государство.
- В Ингушетии есть выражение "Никто, кроме нас". Наверное, оно, как ничто другое, характеризует то, что произошло.
- "Никто, кроме нас" случилось несколько раз, к счастью, и в Москве, когда находили детей, мы с вами как-то это обсуждали, что нехорошо их называть "дети-маугли", но, к сожалению, прижилось это выражение. Тем более что случаи повторяются. Недавно мы показывали жуткую картину: два художника, отец и мать, какие-то черепа лошадей, дети, которые не могли назвать своих имен, — в общем что-то жуткое. Но, слава Богу, общество среагировало. Что потом происходит с этими детьми, которые периодически появляются в поле зрения общества или государства?
- Те истории, о которых вы говорите, я конкретно знаю каждую. Пути развития сюжета совершенно разные. Когда-то в семье необходимо и бывает достаточно просто дать понять, что что-то происходит не так. Необходимо оформить документы, отправить ребенка в садик, например. Нужно, чтобы ребенок ходил в больницу, если у него что-то болит. Нужно, чтобы он ходил в школу, если наступил соответствующий возраст. И семья исправляется, принимает эту помощь, эту поддержку на этом этапе и дальше сама становится на ноги.
- Это в большинстве случаев?
- Я не сказала бы, что в большинстве. Зачастую ситуация критического плана возникает тогда, когда назад дороги нет. Но все равно пытаются давать шанс семье.
- И тогда что, детский дом?
- Тогда приемная семья. Как правило, именно так. Сегодня у нас сокращается число детей в сиротских учреждениях. Это уже ни для кого не новость и не секрет. Более того, сегодня в семьи попадают детки, которые имеют особенности развития. Это хорошо. Это правильно. Это признак здорового общества.
- Мне в свое время дико повезло — мы переехали на новую квартиру, и по прописке я попал в 109-ю школу, где педагогом был Евгений Александрович Ямбург. Он — именитый российский педагог. Евгений Александрович очень жестко отреагировал на заявление Валентины Ивановны Матвиенко, спикера Совета Федерации, о том, что в школах надо запретить мобильные телефоны. "Эта тема требует своего решения. Она деликатная, нельзя здесь только жесткими и запретительными мерами действовать, но педагогическое сообщество в большинстве склоняется к тому, чтобы запретить использовать телефоны в школе", — заявила Матвиенко недавно в Кремле после заседания Совета при президенте по реализации госполитики в сфере защиты семьи и детей, где этот вопрос подняла другая участница. Как бы то ни было, общественный резонанс был молниеносным. Итак, еще раз, Матвиенко начала со слов, что тема деликатная и окончательного решения нет. Я так понимаю, что одна из общественниц на этом совете сделала такое заявление?
- Да, я была на совете. Я очень рада, что тема воспитания вышла на столь высокий уровень. Много мы об этом говорили, ну, наконец-то.
- Директор моей школы Евгений Александрович говорит, что это бесполезная борьба, потому что все равно будут проносить и лучше тогда использовать мобильные телефоны сегодня, но с какими-то лучшими целями: для образовательных вещей, измерения пульса и дыхания на занятиях физкультуры. Считайте меня человеком XVIII века, что-то все-таки надо делать с мобильными в школе. Они отвлекают.
- Когда у нас идет речь о каком-то новом явлении, всегда хочется быстрых решений. Обычно — в двух крайностях: или запретить, или отпустить. Но нужно понимать, что всегда есть сложные, но нужные серединные решения.
- У ребенка ведь не отберешь мобильный на входе в школу?
- Совершенно верно. Если ребенок не послушался, принес телефон, вы будете отбирать, а если не даст, силой отбирать? Конечно, нет. И за этим следует нарушение. Что сегодня можно сделать? Уже сейчас каждая школа должна определить правила пользования, чтобы ученики выслушали нас с вами как родителей. У меня трое школьников. В этом году уже будет четверо, а со следующего года — пятеро. У нас в школе телефоны оставляются на входе.
- В ящичке?
- В ящичке. И я знаю, во сколько я могу позвонить ребенку, чтобы напомнить, что он должен идти на занятия.
- Пускать ребенка без телефона из дома многие не решатся, потому что не сможешь проверить, где он, дошел или нет.
- Особенно малыши. Еще нужно учесть разную отдаленность школ от дома. И порой переживают родители, уже сердце заходится, если он не берет телефон: что случилось?! Он уже должен идти сейчас домой.
- Внутри школы, я бы поставил ящички на входе: положил, пока учишься.
- Я думаю, что это хорошее решение. Но еще раз говорю, в нем должны принимать участие и родители.
- По вашим ощущениям, проблема есть, но обсуждать ее в течении двух-трех суток, как предложила общественница на совете, нельзя.
- Безусловно, есть проблема. И она в дисциплине, а не в сотовых телефонах. Мы также можем запрещать думать о плохом. Давайте запретим думать какие-то плохие мысли, деструктивные. Наверное, это путь не совсем в том направлении, где мы можем найти решение. Это вопрос дисциплины, организации образовательного и воспитательного процесса. Рассматривать вопрос, я считаю, нужно в комплексе. Мы сегодня решим с вами вопрос мобильных телефонов, в каждой школе введут собственные правила, но возникнут другие вопросы, которые также могут нарушать образовательный процесс и мешать ему. Поэтому нужно рассматривать это решение в контексте больших решений.
- Нам надо разговаривать друг с другом, это очень важно.
- Абсолютно правильно.
